Заповедные острова

В семь утра женщины уходили на голец, где им предстояло одиннадцать часов в забое долбить кайлом скальный грунт, бурить шпуры, промывать руду, а концентрат тащить на себе через перевал. Такой была цена Великой Победы для тружеников рудника Сохондо в Кыринском районе. Сегодня это место — центр Сохондинского заповедника.

Информации о руднике почти нет, но нам удалось встретиться с Виктором Арсеньевичем Кошкиным, жителем Кыры, тружеником тыла, очевидцем тех событий. Основываясь на его воспоминаниях, мы расскажем о руднике с его нечеловеческими, адскими условиями труда.

В годы Великой Отечественной войны на руднике Сохондо добывали шеелит, а затем из этого минерала на заводах выплавляли вольфрам, необходимый для танковой брони. Месторождение находилось в труднодоступном месте — на склоне могучего гольца Большой Сохондо высотой более 2000 м (с 1973 года это территория заповедника).

В конце 1920-х верховья Ингоды облюбовали золотоискатели, но много золота не находили. «Река Берея — правый приток Ингоды — брала начало с гольца Сохондо. На его склоне нашли различные минералы: свинец, цинк, пирит, мышьяк, шеелит и другие, но золота там не было.

В 1930-м в устье Береи создали базу геологов, они разведывали шурфами наличие россыпного золота и олова. Не нашли. Потом у подножия перевала (он разделяет Большой и Малый Сохондо) разбили лагерь», — вспоминает труженик тыла. В это же время в Иркутске создается комбинат «Востсиболово», который включает в себя месторождения олова в Восточной Сибири.

Начались поисковые работы, были заложены штольни, две уклонки, велись канавные работы, начали строить бараки. В 1935-м было создано Сохондинское рудоуправление, на картах появляется название «Рудник Сохондо». Рядом отстраивается барачный поселок в десять домов, рубленных из кедрача, и горняки наконец переезжают из палаток в сносное жилье.

Что такое барак? Представьте: посредине стоит чугунная печка, а вдоль стен сколочены нары. Некоторые бараки считались роскошными — такое жилище было разделено на клетки-комнаты три на четыре метра, и каждая комната имела окошко и дверь на улицу.

В каждой комнате стояла жестяная печка, но без задвижки, поэтому зимой за ночь тепло выстывало, а на полу замерзала вода. С дровами в поселке было сложно — деревьев в округе не осталось, и горняки отапливались стлаником.

Надо сказать, что климат испытывал людей на прочность не меньше, чем тяжелейший горняцкий труд. Первый месяц лета шел снег, бывали метели, в июле люди лишь немного отогревались, а в августе снова шел снег.

Солнце над поселком появлялось в девять утра, а в шесть уже скрывалось за гольцами. Вырастить тут что-то было делом бесполезным.

Люди стойко терпели невзгоды, ведь стране нужен был металл. «Подниматься на голец было очень сложно. Путь сделали зигзагами, натянули трос. По этому пути заносили инструмент, материалы, дрова. Зимой забираться было особенно сложно. Ковали подковы и привязывали их к ногам. Их называли базлуки. Так и шли.

Труд был тяжелый, бурили вручную. Бур в одной руке, в другой — киянка (молоток весом 3–4 килограмма). Нижний, средний ряд получались ловко, а вот верхний попробуйте всю смену поколотить», — повторяет движение бурильщика Виктор Кошкин. За смену горняку нужно было пробить 70 см, смена длилась шесть часов.

Сейчас идея строительства фабрики у этих монументальных гольцов кажется фантастической, но все же горняки взялись за дело. «Привезли оборудование и даже дизельный мотор, который работал на нефти. Топливо завезли. Но как заводить этот дизель, не знал никто, так он там и остался. Придумали водное колесо, которое стало двигателем фабрики. В каньоне реки Берея возвели плотину, подвели воду к фабрике. Она заработала, но много металла не добыли».

В тех местах, отмечает Виктор Арсеньевич, бывают сильные ливни, и после одного такого ливня прибывшая вода раскрутила колесо так, что его оторвало и унесло вниз по реке. Восстанавливать не стали.

Промышленности требовался вольфрам для изготовления брони. На гольце вольфрам был в виде минерала шеелита. Для его добычи была создана старательская артель «Горняк». Выдали план, привлекли вольноприносителей (вольностарателями были и дети). Начинается оплата бонами. Килограмм кастерита стоил 24 рубля, шеелита — 12 рублей.

---

«Труба висела железная, вот в шесть утра сторож по ней ударял. Надо было вставать, в семь еще раз ударял — надо идти на голец. Все шли, в том числе подростки. Помню, спать так хотелось».

---

Под боны завозили продукты. Снабжение было приравнено к Крайнему Северу. Привозили сушеные, прессованные овощи, картошку, лук, морковь, свеклу, копченое мясо. Отдельной историей была доставка продуктов в поселок. «Груз закидывали с Хилка (там была узловая станция). Зимой сначала по Чикою, потом переваливались на Ингоду, затем выходили на Берею. В колхозах мобилизовали людей, лошадей». Так по бесконечным наледям кое-как одетые колхозники везли горнякам продукты. Этот путь продолжался больше недели в одну сторону.

Чтобы жизнь населения поселка хоть как-то улучшилась, постепенно строится жилье, появляются даже частные дома. «Контору построили, магазин, склад. Взрывчаткой выкорчевали пни, раздробили камни, наносили грунт и сделали волейбольную площадку. Помню, как отец купил мне велосипед. Так мы его просто катали, так как тропинок не было. Там же было нагромождение камней, корни, деревья — весь рельеф». В то же время в поселке начали борьбу с безграмотностью.

Из района прислали выпускника седьмого класса Вячеслава Иннокентьевича Серебрякова (учителей в районе было мало). Сколотили лавки в клубе, и взрослые люди начали изучать грамоту. Научились писать, читать и, главное, расписываться. В 1938 году начали строительство школы.

В самом начале войны все мужчины — основная рабочая сила — ушли на фронт, к Новому году в поселке не осталось мужчин моложе 40 лет. Ушел бывший начальник рудника Васильев (он в тот момент работал в Иркутске на комбинате), вскоре пришла похоронка.

Ушел и начальник рудника Кирсанов — тоже не вернулся. Остались женщины, старики и дети. Рудник возглавил выпускник Иркутского горного института Игорь Константинович Минеев.

К тяжелой работе в артели привлекли женщин и подростков старше 16 лет, хотя до войны они к такому не допускались. Всего в артели работало на тот момент более ста человек. Оплата также шла бонами.

За килограмм металла давали 90 копеек, зимой — рубль. 50 % заработанного перечисляли в фонд обороны, 25 % — в неделимый фонд, который использовали для выплаты двухнедельного пособия шедшим в армию и оплату материалов, остальные 25 % делили по трудодням. «Труба висела железная, вот в шесть утра сторож по ней ударял. Надо было вставать, в семь еще раз ударял — надо идти на голец. Все шли, в том числе подростки. Помню, спать так хотелось».

Рабочая смена длилась одиннадцать часов, с перерывами на обед и ужин. «Одна женщина долбит в забое скальный грунт, бурит шпуры, взрывает, грузит руду в мешок. Его уже несет другая женщина (рудонос) на промывку. Промывали в деревянном ящике лотком, за день надо было промыть не менее 200 лотков, чтобы намыть 5 кг концентрата».

Добыли, промыли, а дальше концентрат надо было доставить через перевал на базу. Лошади к тому времени передохли — кормежка была очень плохой.

«Бывало, затащит лошаденка два мешка по 30 килограмм на перевал и упадет, бедная. Женщины носили по одному мешку. На базе ждала металл полуторка, увозила его потом в Дарасун, а оттуда уже на завод в Новосибирске. Там выплавляли из шеелита вольфрам, который шел на броню танков. На том заводе, куда шел наш вольфрам, каждые полчаса выпускали танк, поэтому металла нужно было много». Война, вспоминает Виктор Арсеньевич, казалось, не закончится никогда.

Доставалось в то время и ребятне. И мальчики, и девочки были вольностарателями. «Хотелось кушать: 400 граммов хлеба на иждивенца в день было мало. Руководство пошло навстречу: пацанам нужно было за день добыть один килограмм концентрата, за это давали килограмм хлеба и кое-что из других продуктов. Летом мы на гольце, как мураши, ползали».

---

«Мы ведь считали, что война будет вечно»

---

Приносили камни домой, дробили, промывали. Ради рыбалки в воскресенье в 12 километрах от поселка пацаны сдавали семь килограммов металла. «Получался сэкономленный день, рыбалка для нас была великим удовольствием. Ведь мы все время работали и работали».

Уже в 1942–1943 годах оставшихся мужчин (их были единицы) направили на разведку, ведь на комбинате не теряли надежды открыть крупное месторождение олова. Но разведка запасов не подтвердила, и  правительство приняло решение произвести мобилизацию в трудовую армию. На рудник направлялись специалисты, возвращались покалеченные фронтовики.

«В 1944 году мне исполнилось четырнадцать лет, и меня зачислили в штат артели, определили в поисковый отряд. Началась кочевая жизнь, я покинул рудник Сохондо. В своей жизни я не встречал более отбойного места, чем это».

О Победе Виктор Арсеньевич узнал в геологической экспедиции в Акшинском районе. «Мы копали разведочные шурфы. Мне и моему напарнику Максиму Глазкову было тогда по четырнадцать лет. Представьте шурф десять метров глубиной, внизу — вечная мерзлота, вот разводим мы там пожоги.

Зажжешь и скорее оттуда вылезаешь. Работаем мы и вдруг видим — кто-то на лошади скачет с красным флагом. Мы ведь считали, что война будет вечно. Ну, потом все собрались, праздновали Победу».

После войны несколько человек, трудившихся на руднике, были награждены медалью «За труд в Великой Отечественной войне». Отцу Виктора Арсеньевича была вручена благодарность от Верховного главнокомандующего И. В. Сталина.

Вскоре рудник закрыли. Люди стали переезжать на другие рудники и прииски. Поселок замер. Сегодня о нем напоминают развалины строений, два кладбища, чугунные печки, хозяйственная утварь.

Природа, дававшая стране в годы войны свой ресурс, медленно, но верно отвоевывает свою территорию обратно. Научные сотрудники заповедника отмечают, что на этом месте сегодня все зарастает малиной, можжевельником, жимолостью, вырос молоденький кедровый лес. Вклад наших несломленных горняков в Великую Победу ни оценить, ни осознать невозможно, но о нем надо знать и помнить.

 

О. Чеузова

Фото предоставлены отделом экопросвещения заповедника

Материал публикуется в сокращенном формате,

полная версия опубликована в газете «Читинское обозрение» № 13 (1601) 25.03.2020 г